«На маленьком плоту, сквозь бури, дождь и грозы…» Кто не знает этой легендарной песни? Вот уже тридцать лет мы говорим  Лоза — подразумеваем «Плот», говорим «Плот» — подразумеваем Лоза . Но, воистину, нам не дано предугадать, как наше слово отзовется. Во всяком случае, сам Юрий и представить не мог, что эта композиция «так выстрелит». «Я на нее не ставил. Эта песня всегда стояла особняком, она не вписывалась ни в один мой альбом», — заметил Лоза во время нашей беседы. 

— Юрий, объясните, в чем секрет вашего «Плота»? 

— Это одна из самых долго сочиняемых моих песен. Писалась она целый год. Придумал я ее в 1982 году, а завершил только в 1983-м. Очень непросто подбирались словечки: одно к одному. Долго пришлось повозиться. Может, потому песня так долго и живет, что она так старательно писалась? — Но почему  именно «Плот» стал столь популярен? У вас же много других чудесных композиций  — «Пой, моя гитара, пой», «Дорога», «Я умею мечтать»… 

— Вы меня спрашиваете? Я не знаю точного ответа на этот вопрос. Огинский ведь тоже не один «Полонез» написал. У Равеля тоже много хорошей музыки. Но его «Болеро» явно стоит особняком. — Понятно. На сколько языков «Плот» был переведен? 

— Я знаю о десяти вариантах. Песню пели югославы, немцы, шведы, финны… Но никто из них, кстати, никогда не пел о плоте. 

— Как это?! — У них были свои тексты, не связанные с моим. Ведь мой текст не имеет конкретного сюжета, конкретного действия. «Плот» — песня очень ассоциативная. Там ведь, в конце концов, не о плоте идет речь. Плот — это символ, жизнь течет, как река…  

— Давно хотел у вас спросить, на каком слоге — первом или втором — правильно ставить ударение в вашей необычной фамилии? 

— В Польше, откуда мои предки, произнося фамилию Лоза, ударение ставили бы, конечно, на первом слоге. Там так принято. У нас же в России иной принцип. 

— Вы действительно, живя в Алма-Ате, выступали в середине 70-х за футбольный клуб высшей лиги «Кайрат»? 

— Нет, до этого дело не дошло, хотя футболом я активно занимался с 12 лет, и даже подавал надежды. Я был центральным защитником, а они всегда в большом дефиците. Все ведь хотят бежать вперед, забивать голы. Центральные же защитники — люди, которые делают черновую работу. 

— Было желание стать футболистом? 

— Нет, я понимал, что карьера футболиста заканчивается к 30 годам, а мне — жить и жить! (Улыбается) 

— Сейчас в футбол играете, выступаете за известную команду артистов «Старко»? 

— Нет, по совету врачей я прекратил играть в футбол. После 50 лучше не нагружать колени, если хочешь сохранить подвижность суставов. Нагрузка должна быть щадящей. Можно делать приседания, подниматься каждый день по лестнице на 9-10 этаж… Но прыгать и скакать не стоит. 

— Вы так следите за здоровьем? 

— В какой-то мере, я периодически проверяюсь, стараюсь вести более-менее здоровый образ жизни. Практически не пью, почти 20 лет назад бросил курить. Но полностью к здоровому образу жизни организм свой, откровенно говоря, приучить не удается. Бывают частые перелеты, бессонные ночи… Артистическая жизнь подразумевает все-таки «рваный» образ жизни. 

— Расскажите, как вы оказались в Московском государственном университете экономики, статистики и информатики. Очень хотели стать экономистом? 

— Там была другая ситуация. Архитекторы, как известно, гордятся Макаревичем, медики — Розенбаумом … Бывших же экономистов среди известных людей мало. Поэтому ректор МЭСИ решил в свое время проявить инициативу — вуз-то платный — для привлечения абитуриентов. Он обратился к нескольким артистам с предложением получить в его университете высшее экономическое образование на льготных условиях. 

Учитывая нашу занятость, под нас даже составляли график учебы. Моя дипломная работа, к слову, была посвящена налоговой системе в России. 

— Посещала ли вас когда-либо мысль уехать из России? 

— Нет, но я бы уехал, если бы что-то угрожало жизни моих близких. Или если бы мне не давали самовыражаться — запретили бы петь и общаться с моими поклонниками. В этом случае меня бы мало что держало в этой стране. Но мне всегда всего хватало.  Не только в смысле денег, но и в смысле аплодисментов, народной симпатии. Что касается финансов, то могу сказать, что я нормально обеспечен. У меня нет денег на яхты и острова, но намазать масло на хлеб я могу. 

— А вам хотелось бы иметь яхты и острова? 

— Самое удивительное — такого желания не возникало у меня никогда. Видимо, во мне говорит экономическое образование: любые капиталы надо обслуживать. Знаете, я как-то спросил Михаила Прохорова (так случилось, мы играли в футбол и познакомились):  «Есть ли у вас какие-то интересы — шахматы, нарды, или что-то в этом роде?» Он ответил: «Юра, деньги это и есть мое хобби». То есть, ему приходится жить, постоянно думая о своих деньгах, обслуживая их… Знаете, как-то с друзьями-музыкантами мы решили прикинуть, сколько нам надо заплатить денег, чтобы мы перестали заниматься своим делом. Так вот, хочу заявить: для меня такой суммы не существует. Для меня количество денег уже не имеет значения, потому что они ничего не добавят в моей жизни. Я бы все равно всегда писал, это душевная потребность. 

— Вы своей жизнью абсолютно удовлетворены? 

— Ну, абсолютно удовлетворенной жизнью может быть только свинья, долго лежащая в теплой луже. Человек всегда чем-то неудовлетворен. Я вообще по жизни тудоголик. Мне постоянно хочется чем-то заниматься. Даже когда лежу на диване, достаю компьютер — и смотрю, что пишут, что в мире происходит, размышляю, ищу темы... 

— Для песен? 

— Для чего угодно. Для песен, для своих публикаций в Facebook  , которые, к слову, разлетаются со скоростью света, их даже перепечатывают, для новых сценариев, для новых книг…

— Ваш 27-летний сын Олег в самостоятельном плавании? 

— Давно, уже лет восемь. Олег сам принимает решения, и  сам их реализует. У него свой собственный график — он оперный баритон. Постоянно улетает в свои заграницы — Магдебург, Берлин, Амстердам, Копенгаген… Олег очень востребованный. Свободно говорит, кстати, на четырех языках. Спокойно чувствует себя в любой стране мира. Мы с сыном никогда не прекращали общения. Постоянно обмениваемся идеями, задаем друг другу вопросы и ищем на них ответы. 

— Олег ближе с вами или с матерью? 

— Это зависит от повода. На одни вопросы жена ответит лучше, на другие  — я. Светлана у меня профессиональный поэт. Все, что пишу, первой показываю ей. Она может порой сказать: «Тут ты, брат, что-то накосячил!»  Я, естественно, не обижаюсь, потому что ценю ее вкус. Это ведь счастье, что рядом есть кто-то, кто может  взглянуть со стороны. 

— Какую музыку вы слушаете для души? 

— Мелодичную, очень люблю оркестровую музыку.  Сейчас ее, правда, редко можно услышать. Но в то время, когда я воспитывался как музыкант, слушал ее много. И Джеймса Ласта, и  Поля Мориа… Покупал пластинки и понимал, что это более серьезно, чем вокально-инструментальный жанр. Это полотно, где есть второй, третий, пятый план… Это музыка более глубокая. 

— Юрий, вы ощущаете свой возраст? 

— Пока особо нет. Возраст от 45 до 60 американцы, знаете ли, называют золотым или возрастом президентов. Да, я на его излете и уже подумываю о следующем своем статусе, в который перехожу — аксакала. 

— И что это значит в вашем случае, Юрий? 

— Я буду сидеть на пеньке в окружении учеников, поклонников и вещать о вечности! (Смеется) 

Беседовал Серго Кухианидзе 

Фото: пресс-служба «Радио Шансон», официальный сайт Юрия Лозы