Корреспондент сайта «Радио Шансон» поговорил с артистом   о жизни, творчестве и планах на будущее. 

— Ян, твой дед-итальянец - музыкант, отец - прекрасный аккордеонист, мама - отличная вокалистка… Получается, что карьера артиста тебе была предначертана? 

— Думаю, этого действительно нельзя было избежать. Когда ребенок растет в музыкальной среде, он в итоге неизбежно придет к артистической карьере. Помню себя в шесть лет, когда безумно хотел научиться играть на музыкальных инструментах. Чувствовал, что рожден для музыки. Слушая песни по телевизору, понимал, куда должна пойти мелодия — вверх или вниз. Было странное ощущение, словно, я уже знал эти композиции, будто реинкарнация со мной, дежавю. Именно в это время я и начал тренькать на гитаре, внимательно наблюдал, как делают это артисты на сцене в коллективе отца. Конечно, мне хотелось освоить и баян, и фортепиано. В детстве я еще и пел, а потом в музыкальном училище друг сказал, что лучше мне этого не делать. Долгое время я и не пытался (смеется). А потом вновь начал.

 — Что любил петь в детстве? 

— В доме часто собирались огромные компании. У нас в прямом смысле слова была большая итальянская семья, любили исполнять хоровые песни. Помню, подпевал родителям «Расцвела под окошком белоснежная вишня» — потрясающая русская песня. Какой бы ты ни был национальности, но, попав в Россию, становишься русским, широта русской души поглощает тебя. Итальянцы, кстати, по темпераменту схожи с русскими. …Я рос неизбалованным мальчиком, далеко не в обеспеченной семье, и жил не в центре города, а в глухой деревне в Череповецком районе. Порой приходилось очень несладко. Я сам добирался до школы, шел около двух километров, зимой - холодно, рано темнело, было страшновато... А еще я сильно отличался от других школьников — был единственным таким черненьким (смеется).

— Дразнили?

 — Конечно, дразнили. Как только не называли и били даже. Но я был тогда слишком мал и не мог ничего сделать. Единственное, во мне уже тогда присутствовал бойцовский дух, который не могли сломить. Скрипя зубами, все терпел. А в третьем классе принял, думаю, свое первое мужское решение, сказал себе: «Так продолжаться больше не может». Я любил свободу и не хотел ни перед кем прогибаться, да и сейчас всегда стараюсь найти какое-то правильное решение, которое бы не унижало достоинство ни мое, ни другого человека. В классе (может, моя итальянская ментальность в этом виновата) я был более свободным, чем другие сверстники. Не понимал, как это учительница может ударить по голове ребенка! Поэтому бунтовал и заступался за других. Но, как ни странно, директор за это меня уважала. Школа была небольшая, как все деревенские. Помню, директор сказала мне: «Ты отвечаешь за дисциплину во всей школе, следишь за тем, чтобы нигде не было никаких нарушений». Вот так благодаря случаю перехватил инициативу в свои руки, стал отвечать за дисциплину, и ситуация изменилась к лучшему — меня уже больше не дразнили. 

— Наверняка, тебя еще уважали в школе за то, что владел музыкальными инструментами и пел? 

— Да, я участвовал в художественной самодеятельности — играл на гитаре, баяне. Выезжал с агитбригадами, давали концерты для трактористов и комбайнеров в полях. А учился я плохо — пять по труду, поведению, музыке - и все. Правда, увлекся восточными единоборствами, чтобы уметь постоять за себя и защитить слабых. Отец мечтал, чтобы я стал известным исполнителем, причем, любимым народом. Он делал все, чтобы я состоялся. А еще мечтал, чтобы я когда-нибудь спел с любимым в нашей семьей итальянским артистом Адриано Челентано. И вот его мечты, похоже, сбываются! Константин Арсеньев написал песню, я перевел ее на итальянский, записал в студии и отправил Челентано. Очень надеюсь, что он откликнется, и мы споем дуэтом. Хочу исполнить завет отца, чтобы его душа обрела максимальный покой на небесах. — Ты уже пел в дуэте с нашей российской звездой Еленой Ваенгой? — Елена — одаренный человек, работать с ней здорово. Она харизматичная, яркая, самобытная, незабываемая, с потрясающими вокальными данными. Правда, немного взрывная, но по делу (смеется). Я благодарен Лене за то, что она приехала специально в Москву, и мы записали песню «За тебя»  — потрясающую, на мой взгляд, вещь. Она звучит сейчас во многих местах. 

— А когда произошел твой первый творческий «выстрел»? 

— Первый пробный стежок — фестиваль «Ялта-Москва-Транзит». Мне было чуть больше двадцати тогда. Для приехавшего из глухой деревни и прошедшего отборочный тур парня — это, конечно, большая удача. Был в шоке, прыгал от радости. Концерт проходил в огромном Олимпийском: сумасшедший по тем временам свет на сцене, лазерные установки. Я впервые увидел живого Юрия Николаева!..  

— Летом 2001 года у тебя вышла песня «Арабы», но после терактов в Нью-Йорке ее сразу убрали из эфиров как неполиткорректную. Это что мистика? 

— Все верно, совпадение, мистика — можно называть как угодно. Песня действительно обрела популярность, а потом  - раз и ее не стало — обидно. Но я верю: если что-то происходит, то это не просто так, а по воле Божьей. Может, Господь таким образом предупредил меня, сказав: «Надо зайти в другую дверь, иначе будет беда». 

— Ты, к счастью, вернулся на сцену и сделал это довольно успешно… 

— Мне приятны многочисленные письма людей по поводу моего возвращения — это самая большая награда. Вот был гастрольный тур по Уралу, выходит женщина на сцену и говорит, что десять лет болеет и все это время ей не хотелось жить, была страшная депрессия, но во время моего концерта она ощутила свое второе рождение. Это самая большая награда для меня. ...В наше непростое время хотел бы пожелать всем громадного терпения. У нас потрясающий президент, я горжусь им. Мне нравится его позиция. Мы распрямились и встали, а дальше посмотрим — кто кого. И сейчас мы должны не ждать от нашего президента чудес и подарков как от Деда Мороза, а быть солидарны с ним и немного потерпеть. Если будем правильно относиться друг другу, то достойно сумеем выйти из сложившейся ситуации.  

Фото: пресс-служба «Радио Шансон», из архива Яна Марти