Корреспондент «Радио Шансон» попытался выяснить, почему музыкант ведет уединенный образ жизни. — Владимир Павлович [ http://radioshanson.fm/artists/258282/ ] , почему вы практически не общаетесь с прессой? — Я не люблю давать интервью, потому что вся эта «ерундистика» ничтожна по сравнению с песнями, в которых я рассказал все, что хотел. — Тем не менее, многие ваши поклонники хотели бы узнать вас чуть лучше. Расскажите, пожалуйста, о своем детстве и родителях. — Родился я в городе Сталино, ныне Донецке. Отец мой, Павел Трофимович Савельев, большую часть жизни занимался административной работой в местном Доме культуры. Он был похож на американского актера Клинта Иствуда, высокий, красивый. Познакомился он с мамой, Александрой Ильиничной, когда ей было всего 16. Закрутился бурный роман.  В браке родилось шестеро детей, три мальчика и три девочки, но двое мальчиков умерло в младенчестве, поэтому я рос любимым маминым сыном. Родители прожили вместе 44 года, до самой смерти отца. Часто спорили, ссорились, но исключительно на профессиональные темы. Очень любили друг друга и нас. Я был невероятно привязан к родителям. Не ложился спать, пока они не вернуться с вечернего спектакля, очень страдал, когда меня отправляли в пионерский лагерь, плакал. Мне было хорошо только дома. Эта болезненная привязанность сказалась на мне гораздо позже полным отчуждением. Повзрослев, я замкнулся в себе и ушел в одиночество. — Ваша мама, некогда драматическая актриса, руководила детским театральным коллективом.[ /upload/albums-thumbs/фото 4.jpg ]  Будучи ребенком, вам не хотелось на сцену? — Именно под маминым руководством в 10 лет я впервые вышел на сцену в роли Кая из «Снежной королевы». Позже играл и в детских, и взрослых постановках самодеятельных театров, как режиссер поставил несколько спектаклей. После 8 класса я пытался поступить в театральное училище в Днепроперовске, но приемная комиссия порекомендовала сначала подрасти. Чуть позже я трезво оценил, что с моей стеснительностью, зажатостью, да и внешностью в театральный не поступить никогда. Так я не стал актером. — Зато стали филологом. — Я не собирался становиться учителем. Хотел получить высшее образование, поэтому решил поступать в то направление, в котором был наиболее успешен. Я довольно посредственно учился в школе, был всего лишь троечником, но любил литературу. Уже в 6-ом классе начал писать сочинения в стихах, и все потому, что в стихотворной форме делал гораздо меньше ошибок, чем в «прозе».  В университет я успешно сдал все экзамены. Из 20 баллов набрал 19. Без хвостов проучился три курса на дневном, а потом перевелся на заочное отделение, чтобы избежать распределения в школу. Учитель из меня никудышный. Мне не хватало строгости. Это я понял за пару месяцев преподавания в школе. Малыши меня совсем не слушались, старшеклассники тоже, но с ними я мог хотя бы договориться. — Когда вы написали свою первую песню? — Это случилось в армии. Там же я взял впервые в руки гитару, там же мне показали первые аккорды. И как-то пошло-поехало. А вот петь я начал гораздо раньше, еще в школьной самодеятельности и в пионерских лагерях. Потом в студенческих агитбригадах, клубах рабочей молодежи… Затем был 10-летний период работы в кабаках, на свадьбах, банкетах, юбилеях. Петь приходилось все от Блевонтьева до Стошневского, как говорят кабацкие музыканты. Со своими же песнями я вышел на сцену через два месяца после выхода в свет моего альбома «Оловянная Душа», который вышел 1 октября 1988 года. А еще через год я работал уже шесть сольных концертов в Театре Эстрады. — Почему вы сменили благозвучную фамилию Савельев на не менее звучащую — Асмолов? — Сменить «банальную» фамилию мне посоветовла популярная в 70-х годах певица Алла Иошпе. Она вместе с мужем Стаханом Рахимовым была первой исполнительницей моей песни «Первый снег». Она же посоветовала начать петь самому свои песни. А фамилию я сменил на мамину девичью. Мне она показалась более артистической что ли. — Почему со временем изменилась тематика ваших песен и стихов? — Раньше я много писал на политические темы, мной даже начали интересоваться определенные инстанции. Но теперь, когда общество политизировано до предела, а вокруг так много разговоров о всевозможных проблемах, я не хочу к этому возвращаться, пишу сейчас только о любви. — В свободное время любите почитать? — В последнее время я почти не читаю. Слушаю аудиокниги, в основном. Очень хороши «Одесские рассказы» Бабеля. Можно сказать, это моя «настольная» аудиокнига. Меня благополучно «убивает» телевидение. Ничего не могу поделать. Этот ящик — основная информация из внешнего мира. Я ведь в сущности затворник. Мне очень стыдно: я филолог, так и не сумевший прочесть «Войну и мир», на полках у меня пылятся подаренные кем-то «Архипелаг ГУЛАГ» и много чего еще. Я — человек, который всю жизнь писал стихи, но никогда серьезно не увлекался поэзией! Мне тяжело читать не только научную фантастику, но и Пастернака!  Мне очень нравится Николай Заболоцкий и Владимир Высоцкий. Никакой зауми, понятные живые и все же очень красивые образные стихи. Я люблю отдыхать с книгой, а не работать. Вот так. Можете меня осуждать. То, чего я не понимаю, нервирует меня и даже пугает. И еще. С детства не люблю цирк. Во-первых, разрисованные лица клоунов никогда не веселили меня, а наоборот пугали. Это что-то из фильмов-ужасов. А вот любовь к кино была с детства. [ /upload/albums-thumbs/54.jpg ] — Это от родителей? — Да. Отец и мама всю жизнь на клубной работе, поэтому доступ в кинозал проще, чем у кого бы то ни было. Однажды, отдыхая у старшей сестры в Кировограде, я посмотрел двухсерийный французский фильм «Три мушкетера» 25 раз! Запомнил его наизусть, написал сценическую версию и даже пытался репетировать с ребятами из маминого детского театрального коллектива эту инсценировку. Потом часто бывали целые дни, проведенные в кино. Из кинотеатра в кинотеатр, по 3–4 сеанса в день. Выходишь из зала, из мира иллюзий в свою неустроенную серую бесперспективную жизнь, и тоска такая…  Потом были привозные фестивали «Иллюзиона» — старые голливудские фильмы, итальянский неореализм. И, наконец, уже в Москве, абонементы на все московские кинофестивали. Это было бегство от реальности. А эти актрисы… Секс-бомба Мерлин Монро, «мощная» Софи Лорен, спортивная Клаудия Кардинале, сексапильные Бриджит Бордо и Ким Бессинджер — все они мне, конечно, нравились, но моим идеалом была и остается хрупкая и безумно обаятельная Одри Хепберн. Лет в 25 в финале мелодрамы «Римские каникулы», я плакал, как сентиментальная барышня на индийском кинофильме. Одри не была красавицей, просто божественно обаятельной. Девушка-ангел. Антипод сексуальных кукол Голливуда. — А вам не нравятся сексуальные куклы? — Я люблю сексуальных кукол, простых, как угол дома, и земных, как запотевшая рюмка водки под тарелку украинского борща — слюнки текут! Но ведь кроме земного, есть нечто чарующее — Одри как раз это нечто. — Откуда в вашем образе появилась капитанская фуражка? — Отвечу кратко: одесско-эмигрантский стиль, давняя любовь к морю, как к отдыху и размышлению и… желание прикрыть то место, где давно нет шевелюры. — Владимир Павлович, не могу не спросить о вашем отношении к происходящему на родине. — Я уехал из Донецка в Москву в 1975 году, сразу после смерти отца. Судить о том, что там происходит на самом деле, с такого расстояния во времени и пространстве, не берусь. Я могу только искренне сочувствовать и сопереживать моим землякам по поводу постигшей их настоящей беды. — Складывается впечатление, что вы скептик. — Я часто нахожусь в мрачном настроении. Проще говоря, по своему амплуа я — мрачный комик. Моя самая веселая песня «Кошечка», в «простом переводе» — песенка о том, как человека ограбили и побили в подъезде. Хорош юмор! Шутить на эту тему если не кощунственно, то уж спорно точно. Другая грань моего «юмора», песни типа «Тело» и «Перебор» — песни на грани фола, очень не многие не считают это откровенной пошлятиной. Но такой я вижу действительность, окружающую меня. Соответственно, поэтому у меня такие песни и такой характер. Теперь уже мне кажется, что даже в «пионерском» возрасте я был «старичком». Не понимаю людей, гуляющих в ресторане, восхваляющие друг друга тосты, пьяный хохот и пляски. Я не могу объяснить, откуда у меня эта нелюбовь к «тусовкам» вообще.  Общительным человеком, душой компании с гитарой я был, пожалуй, в студенческие годы. Сталкивался на гастролях и в круизах со многими артистами кино и эстрады, но ни с кем не подружился. Уж если среди простых «смертных» у меня мало друзей, то среди «звезд» они вряд ли появятся. Проведя когда-то две недели с Сашей Барыкиным в Израиле, мы остались приятелями, и только. Даже телефонами не обменялись. Ни ему, ни мне это было не нужно. Вот так и живу — сам по себе. Беда, конечно, но «переделываться» поздно. Беседовала Марина Аверкина  Фото: пресс-служба «Радио Шансон», из личного архива Владимира Асмолова