Сын цыганки, внук цыганки Вадим Козин родился в 1903 году, но в некоторых документах в качестве года рождения значился 1906-й: в трудные революционные годы мать переписала метрику, чтобы сын мог пользоваться детской продуктовой карточкой. 

Козин рос в достатке: его отец был купцом второй гильдии, и мальчик получил прекрасное домашнее образование. У коммерсанта Козина была официальная семья, а Вадим родился от связи с цыганской певицей Верой Ильинской. 

Тем не менее Алексей Гаврилович сына признал и практически ни в чем ему не отказывал. Хороший голос Вадим унаследовал, скорее всего, от матери. Впрочем, есть версия, что его бабушкой (по отцовской линии) была еще более знаменитая цыганская певица Варвара Панина. 

После революции отцовский бизнес национализировали, и Алексей Гаврилович от расстройства умер. Вадиму пришлось подрабатывать в кинотеатре тапером, благо фортепиано он успел освоить в «тучные» годы. После сеансов в синематографе проходили концерты. Однажды заявленная певица не приехала, и администрация вспомнила о пианисте с красивым лирическим тенором. Козину представилась возможность спеть несколько песен. 

Репертуар у него был весьма разношерстным и включал, в частности, «Песню о стратостате» на стихи революционного поэта Демьяна Бедного. Однако публике понравилось все, в том числе «Стратостат». После этого Козин стал выступать как певец. Он знал десятки цыганских романсов, а в конце 20-х годов стал писать песни сам. 

Постепенно достиг огромной популярности. Народная любовь придавала Вадиму Алексеевичу куража, на концертах он мог спеть до сорока песен, причем принципиально не использовал звукоусилительную аппаратуру. 

Его стали записывать, и грампластинки с записями Козина в магазинах брали «с боем», хотя его дискография насчитывала около 70 альбомов. 

Тенор для Черчилля Лирические песни Вадима Козина любили не только простые обыватели, но и представители власти. Певец часто выступал на кремлевских концертах, в том числе на закрытых «корпоративах», проходивших по ночам на даче Сталина. Последний любил использовать Козина как тапера: артист аккомпанировал на рояле во время вокальных выступлений «великого вождя», предпочитавшего исполнять матерные частушки. 

С началом Великой Отечественной войны Козину выделили специальный вагон, в котором он готовился к выступлениям перед частями действующей армии. Репертуар Вадима Алексеевича обходился без героико-патриотических песен (исключение составляла появившаяся в 1941-м «Нет, моя Москва не будет взята ими...»), но его лирика была на фронте даже более уместной, поскольку отвлекала бойцов от тяжелых мыслей. 

В декабре 1943-го Козин, как всегда, выступал перед солдатами, и вдруг его вызвали на военный аэродром. Только в воздухе он узнал, что летит в Тегеран на конференцию Сталина, Рузвельта и Черчилля. Руководители стран совместили приятное с полезным: сколотили антигитлеровскую коалицию, а заодно послушали хороший концерт в честь 69-летия Уинстона Черчилля. Выступали Морис Шевалье, Марлен Дитрих, к этому моменту уже сменившая немецкое гражданство на американское, а от Советского Союза — Вадим Козин. 

Музыковед Берия После войны Козин пропал: его пластинки больше не выпускались, упоминаний в прессе не было. Певец был приговорен к восьми годам лишения свободы «за мужеложство и совращение малолетних», став, пожалуй, самым известным из заключенных по печально известной 121 статье. 

Сексуальная ориентация Вадима Алексеевича, конечно, была ни при чем. Главной причиной ареста был конфликт с Берией. Козин был хорошо знаком с всесильным Лаврентием Палычем, который в 1944 году стал заместителем председателя Государственного комитета обороны. Берия пообещал Козину эвакуировать его родных из осажденного Ленинграда, но не выполнил обещания. 

Родственники Вадима погибли до прорыва блокады, и Козин при личной встрече не преминул обвинить в их смерти Берию. Зловещий Лаврентий такого не прощал. Но формально он отомстил Козину за то, что в его репертуаре не было ни одной песни про Сталина. Берия публично потребовал, чтобы лирический тенор исправил этот «недочет». Вадим Алексеевич отказался, миролюбиво заявив, что его романсовая программа и манера исполнения никак не подразумевает бравурных славословий в адрес вождя. Через несколько часов после дискуссии Козин был арестован. 

Магаданский романс Вадиму Алексеевичу повезло: среди гулаговских начальников тоже были его поклонники. По прибытии в Магадан Козина расконвоировали и определили в музыкально-драматический театр. Там была творческая бригада, полностью составленная из зеков, во главе с бывшим режиссером МХАТа Леонидом Варпаховским. Козин пел, «гастролировал» с труппой по другим лагерям — это была не свобода, но и не каторга. 

В 1950 году Вадима освободили досрочно за примерное поведение, однако жить где-то за пределами Магадана ему запрещалось. Вернуться к полноценной концертной жизни он не мог и очень переживал из-за этого, порой даже разбивал пластинки со своими записями. Но и начать заново, получив какую-то нетворческую профессию Козин не желал.

В этот период он написал несколько песен про Магадан. С началом хрущевской оттепели Вадима Алексеевича осторожно пустили в Москву. Ненадолго. Концерт 1956 года в театре «Современник» так и остался единственным, несмотря на грандиозный успех — оказалась, что публика певца не забыла. Но у Козина взыграла артистическая гордость. 

Когда ему предложили серию концертов в Центральном доме железнодорожников, тот потребовал Колонный зал. А получив отказ, обиженный вернулся в Магадан. Власти посчитали этот демарш пощечиной и быстро нашли повод «закрыть» Козина еще на пять лет — по той же статье за мужеложство. На сей раз ему официально запретили выступать со сцены: в лагере он работал учетчиком на стройке, а затем библиотекарем. 

Впрочем, рассказывают, что когда в местном театре «горел» план, администрация плевала на запрет и неофициально выпускала Козина в сборных концертах. Об этом по сарафанному радио узнавали зрители, которые мгновенно расхватывали билеты. Запоздалое признание Освободившись, Вадим Алексеевич бросил мечтать о столицах и навсегда обосновался в Магадане. 

Здесь он давал концерты, много выступая для зрителей тяжелой судьбы. Отметив 70-летие, в 1973 году он ушел со сцены. В Советском Союзе о певце Козине предпочитали не вспоминать. В 1984-м его пластинка была выпущена в Америке — туда вошли записи, сделанные еще в 1958 году. На родине же об артисте вновь заговорили только после перестройки. 

И — надо же! — оказалось, что он еще жив. О ветеране эстрады сняли несколько телепередач, а к 90-летию решили устроить громкое торжество и отдать запоздалые почести. На юбилей прилетели столичные знаменитости во главе с Иосифом Кобзоном, но сам именинник в театр на концерт в честь себя не пошел. 

«Вспомнили... в девяносто», — только и сказал он по поводу неожиданной шумихи. Через полтора года после юбилея он тихо умер в своей однокомнатной квартире в центре Магадана. 

Автор: Алексей Мажаев