«Хочу, чтобы мои дети и внуки жили в самой лучшей стране. Для этого нужно очень много работать. Тем, кто кричит, что мы до сих пор живем в совке, предлагаю хоть что-то сделать самому — выйти на улицу и посадить дерево или подмести подъезд», — сказал Олег Газманов в интервью корреспонденту «Радио Шансон»

— Недавно у вас прошли юбилейные концерты «Господа офицеры. 20 лет» в Москве и Петербурге. Какие чувства вы испытываете по этому поводу? 

— Я вам честно признаюсь, у меня тряслись поджилки. Дело в том, что после премьеры программы «Господа офицеры» у меня было десять лет гастролей и аншлагов. Потом я решил, что пора программу заканчивать — за это время я написал много новых песен и их хотелось показать людям. Но вот прошло еще десять лет, и я решил снова к ней вернуться. Тем более, все это время на моих концертах под песню «Офицеры» зал встает и не только в России, а теперь уже в разных странах. 

Я очень волновался, потому что хотел показать в этой программе как новые, так и старые песни. Но спеть их не так, как я обычно их пою, а привнести в них что-то необычное, даже, скорее, непривычное. Тем более, после участия в программе «Битва хоров» в качестве наставника, у меня появилось много интересных режиссерских наработок. Я хотел, чтобы этот концерт запомнился зрителям на всю жизнь. 

— Сейчас в нашей стране одно из самых непопулярных слов — патриот. Как вы считаете, почему так? 

— Раньше, когда мне говорили «вы пишете патриотические песни», я постоянно отнекивался. Отвечал: «Я пишу песни на темы, которые меня волнуют». А сейчас я со всей ответственностью могу сказать: «Я — патриот!» Говорю это искренне, честно и плевать, что по этому поводу меня будут «троллить». В интернете ведь есть целая группа людей, довольно активная и злобная, которая за любое мое патриотическое высказывание сразу начинает меня «прессовать». Но я уже это пережил, больше не нервничаю по этому поводу. 

Помолившись, понять, что никто кроме нас
Только вера и честь нашу совесть разбудят
И, возможно, Господь, даст еще один шанс… 

Вот с такими словами — это стихи к будущей песне — я продолжаю делать то, что я делаю. Сейчас уже более спокойно, не обращая внимания на злопыхателей. Хочу, чтобы мои дети и внуки жили в самой лучшей стране. Для этого нужно очень много работать. Тем, кто кричит, что мы до сих пор живем в совке, предлагаю хоть что-то сделать самому — выйти на улицу и посадить хотя бы одно дерево или подмести подъезд. А не вопить, что кругом все виноваты, кроме него самого. Если не нравится наша страна, то, пожалуйста, вполне можно покинуть ее и не мешать людям здесь созидать. 

— Вы музыкант многогранный, разноплановый. А как вы относитесь к шансону? Есть ли исполнители, чье творчество вам нравится? 

— Я вообще поражаюсь тому, почему сегодня про шансон говорят только с точки зрения блатных и лагерных песен. На мой взгляд, шансон – это такой русский соул, русская душевная песня. То есть музыка близкая людям разных сословий и категорий. Шансон, я считаю, это любая песня, в которой есть смысл и душевность, которая не оставляет равнодушным своими текстами, своей поэзией и драматургией. И заметьте, сейчас что происходит: многие исполнители, которые начинали ротироваться на радио Шансон, сейчас звучат на многих радиостанциях. 

Так что четких определений жанров нет, грани размыты и самые интересные явления происходят как раз на стыке этих граней.

— Вас не утомляет публичность? Не бывает желания уединиться, «уйти в тень»? 

— Что касается публичности, я — не «звезда». В том смысле, что звезда, это что-то такое, что ходит в перьях, ее видно издалека. Я не хочу больше популярности. Меня знают не из-за того, как я одеваюсь, а знают песням и стихам. Есть Мадонна, есть Леди Гага. А есть Стинг, Маккартни и Брайан Адамс. Первые делают шоу, а вторые — музыку, которая останется после них. И, к сожалению, эта голливудская жвачка пришла к нам. 

Теперь и у нас есть масса артистов, которые зарабатывают на скандалах. Все это, кстати, не имеет никакого отношения к шансону. Потому что именно в направлении шансон артист может выйти на сцену в той же одежде, в которой он ходит дома. Но главное не то, как он выглядит, а то, что он делает, какая у него энергетика, какой посыл и интересен он духовно или нет. 

— Ваша энергичность на сцене поражает. Откуда такая тяга к спорту? 

— Я в детстве занимался спортивной гимнастикой и мечтал быть чемпионом. После нескольких серьезных травм понял, что не стану, не получится уже. Но я все равно продолжал заниматься, и меня это очень сильно поддержало в жизни. Сначала помогло не скатиться на скользкую дорожку, как говорили раньше. Я жил в послевоенном Калининграде и у всех нас, пацанов, было оружие. Шалили мы не по-детски. Я ушел в спорт, и вся моя энергия тоже ушла туда. До шестого класса учился отвратительно. Но когда тренер сказал, что если не исправлюсь, то меня выгонят из группы — я сразу стал учиться нормально, потому что очень хотел стать спортсменом. Я боец по жизни. К каждому концерту я готовлюсь и физически, и психологически, выхожу, как на соревнование. 

— Слушатели радио Шансон очень интересуются: вы все еще исполняете на сцене свое «фирменное» сальто? 

— Да! Для тех, кто понимает в гимнастике и акробатике, скажу, что раньше я делал рандат, фляк и сальто. Но потом перестал, потому что это очень сильная нагрузка на спину. Я перешел к другому виду — есть такое бедуинское сальто. Я его делаю иногда, когда психану. (Смеется) 

— У вас очень интересные странички в соцсетях. Вы сами их ведете? 

— Да, сам веду и Twitter, и Instagram, никому не даю. (Улыбается) Я очень люблю фотографировать и делиться с читателями моих страниц своими ощущениями. А так как я езжу по всей стране, мне есть чем поделиться. Twitter мне нравится еще потому, что ограничение сообщений по символам задает необходимость свою мысль четко уложить в эти сто сорок знаков. Это очень похоже на поэзию. Ведь поэзия — это не обязательно рифма, есть же и белые стихи. 

Поэзия — это концентрированная проза. Меня время от времени обвиняют в том, что я запятые не ставлю, но это удлиняет твит. По моему мнению, Twitter сформировал новое направление, я называю его «твитопись». А тем, кто меня критиковал, я написал такие стихи: Мы друг друга понима… С полусло… и с полувзгя… Буду твиты сокраща… Чтобы больше помеща…

— Ваш сын Родион в мае прошлого года презентовал альбом «Противофазы». Как вы относитесь к творчеству сына? — Конечно, я за него волнуюсь. Он окончил колледж в Англии, блестяще владеет языком. После этого получил красный диплом Московской финансовой академии и очень лихо начал заниматься бизнесом. Но потом пришел ко мне и говорит: «Пап, мне это не нравится, хочу петь». Я не мог ничего ему ответить, потому что у меня такая же судьба: я занимался наукой, успел поработать преподавателем, в море ходил, потом все поменял в жизни и стал заниматься музыкой. 

Поэтому я волнуюсь за него, но ничего не могу сделать. Я даже не могу быть его продюсером, потому что не хочу его «загазманить». Пусть он идет своим путем, пусть набивает свои шишки. 

— Конструктивная критика присутствует? 

— Что касается критики, то когда он сам меня спрашивает, я, конечно, чем могу ему помогаю, но это, скорее, в плане поэзии или в технической области: запись, сведение. А иногда просто важен взгляд со стороны. Но он совершенно самостоятельный. 

Как-то Родион написал мне ночью смску: «Папа, я счастлив». Я так порадовался за него. Какая разница, чем ты занимаешься. Если ты счастлив, ты уже достиг высшей точки в жизни. 

— У вас есть мечта? 

— Конечно, есть. А как жить без мечты? Вообще, когда очень чего-то хочешь, ты обязательно этого достигнешь. Я однажды очень-очень захотел быть тем, кем я сейчас являюсь. Не мог спать — мне казалось, что я стою на сцене, а передо мной десятки тысяч зрителей. 

Желание было настолько сильным, что мир прогнулся. (Улыбается) И так происходит с каждой большой мечтой. 

Беседовала Наталья Иоч 

Фото: пресс-служба «Радио Шансон» и официальный сайт Олега Газманова