В квартире на Старом Арбате, где живет Марианна Вертинская, мило, светло, уютно. Гостеприимная хозяйка дома сразу предлагает пройти в гостиную. Там присутствие ее великого отца ощущается почти физически: повсюду старые фотографии, на которых Александр Вертинский запечатлен со своими родными. Воображение невольно начинает оживлять то один, то другой снимок. Встреча с Марианной Александровной моментально превращается в знакомство с самим Вертинским. — Марианна Александровна, вы часто думаете об отце? 

— Постоянно. Он во мне… Не в том смысле, что я каждый раз ловлю себя на мысли, мол, как бы я поступила, если бы папа сейчас на меня смотрел. Нет, дело не в этом. Отец всегда в моей душе. Мне многое передалось от папы — его отношение к жизни, к людям. Словом, он всегда присутствует внутри. 

— Для большинства людей образ Александра Вертинского связан с известной фотографией, где он он весь такой изысканный, с сигаретой во рту. Каков ваш образ отца? 

— Знаете, у Анны Ахматовой в одном из стихотворений есть строки: «Он был красивый, большой и нежный, как божие солнце меня любил…» Вот таким был папа — красивым, большим и нежным. И очень талантливым, и невероятно теплым, отзывчивым человеком. — Один из ярких сценических образов Александра Николаевича — Пьеро. Он и в жизни был чаще грустным, чем веселым? 

— Отец был разным. Бывал и раздражительным, нервно ходил по кабинету, о чем-то беспрестанно размышляя вслух. Когда к нам приходили гости, был совсем другим. И снова менялся, когда они сидели с мамой в кабинете, открыв бутылочку вина или шампанского под сыр или колбаску.

— Но строгим вы его не помните, таким, когда он кричал на вас с сестрой Анастасией, грозил пальцем, когда вы, допустим, приносили двойки в своих дневниках? 

— Нет, папа никогда не повышал на нас голос, даже когда мы приносили двойки. Он говорил в таких случаях: «Я сам был первым двоечником в Киеве!» (Улыбается) 

— Ваш отец родился в Киеве, но в течение жизни поменял не один город — Париж, Нью-Йорк, Шанхай. Был ли среди них особо любимый? 

— Папа любил Париж, Москву, но с Киевом, конечно, ничто не могло сравниться. Неудивительно, что свое стихотворение об этом городе он назвал «Киев — родина нежная». Там есть такие потрясающие слова: «Я готов целовать твои улицы, прижиматься к твоим площадям». 

— Вы много стихов отца знаете наизусть? 

— Много. Вот, например, одно — про собаку. В Париже у отца был белый боксер по кличке Долли. Вокруг одного глаза у собаки было рыжее пятно — очаровательный монокль. К сожалению, Долли умерла. Папа чудовищно переживал и после никогда больше не заводил собак, только кошек. Вот и у меня в доме живут две кошки, Ляля и Мурзик. А вот строки, посвященные Долли: 

«Улыбаетесь Вы — как сама Джиоконда,
И если бы было собачье кино,
Вы были бы «ведеттой», «звездой синемонда»,
И Вы б Грету Гарбо забили давно». 

— Были ли в вашей семье какие-то традиции? 

— Мы всегда отмечали Пасху. Наша бабушка — сибирская казачка из староверов, пекла потрясающие куличи. До сих пор не знаю, в чем был секрет их приготовления, но таких куличей я больше никогда и нигде не ела. Естественно, для праздничного стола красили яйца, покупали ветчину. 

Русская диаспора, жившая в Шанхае, в Харбине, была очень хлебосольной. Бабушка много чего готовила вкусного — и запеканки, и макароны с сыром, и разные китайские блюда. Ее талант в кулинарии был уникальным! 

— Каким Вертинский был в быту? — Неприхотливым. К слову, сам прекрасно готовил салаты. Любил, например, мелко нашинковать капусту, добавить туда свежего огурца и крабов. Салат этот он научился готовить, когда жил во Франции. 

— А какие он предпочитал напитки? 

— Отец любил вино, белое грузинское вино — «Цинандали», например. 

— Кстати, ваша мама, Лидия Владимировна Циргвава, наверное, говорила по-грузински? У нее ведь были грузинские корни. 

— Нет, не говорила. Ее папа умер, когда ей было десять лет. Она знала лишь отдельные слова по-грузински. Мама родилась в Харбине, в Шанхае закончила английский католический колледж. Когда осенью 1943 году наша семья возвратилась на родину, папа захотел как-то показать маме Грузию, которую она никогда не видела. Помню, мы побывали все вместе в Боржоми, а потом мама ездила в Сванетию, откуда родом был ее отец. 

— Лидии Владимировны не стало 31 декабря 2013 года. Какие отношения были между вашими родителями? — Папа обожал маму, был благодарен ей. Их отношения были по-настоящему трогательными. Помню, отец давал маме деньги и говорил: «Купи что-нибудь себе и девочкам». Поскольку в то время практически ничего невозможно было приобрести в магазинах, мама возвращалась домой, как правило, грустная. Папа спрашивал: «Что, ничего не нашла?». Она отвечала, что нет. 

Он восклицал: «Какой ужас! Мне так трудно достаются эти деньги, а тебе еще труднее их тратить!» Поэтому когда он уезжал на гастроли, в Грузию или в Латвию — там хоть что-то было — всегда привозил нам с сестрой из Тбилиси, из Риги то две шапочки, то два пальтишка. Маме непременно какой-нибудь подарок. Отец был чрезвычайно заботливый, он человек огромного сердца и большой ответственности. 

— Вы говорите, что в Москве в то время мало что можно было купить из одежды. Но Александр Николаевич, как видно по фотографиям, всегда был так изящно одет — что называется, с иголочки. — Это врожденная элегантность. Но с одеждой в СССР, особенно того периода, действительно было туго. 

Папе многое привозили его друзья из-за границы — из Шанхая, других стран. Он нередко обращался к ним с подобными просьбами. У отца было от силы шесть рубашек, всего две-три бабочки! Однажды он попросил привезти ему синий смокинг. Отец считал, что смокинг такого цвета со сцены выглядит лучше, чем черный, который, с его точки зрения, со сцены кажется пыльным. Впрочем, для особых случаев у него был смокинг и черный, и белый. 

По заказу отца друзья привозили не только одежду, но и разные ткани, из которых в Москве шили в ателье то, что ему требовалось. Помню, у отца был сшитый модный клетчатый пиджак, в елочку. Но, знаете, при всем при этом, он легко мог подарить любую вещь, например, свою рубашку малознакомому человеку, если замечал, что у того с рубашкой совсем беда. 

Беседовал Серго КУХИАНИДЗЕ Фото: kino-teatr.ru