Ирина принадлежит к тем редким творческим единицам, которые не только сочиняют музыку и тексты, не только прекрасно поют, но и необычно мыслят и формулируют. Легко ли ей живется в статусе самой интеллектуальной певицы страны — это мы попытались выяснить в нашем эксклюзивном интервью. — Ирина, вы делаете посты в Фейсбуке, талантливо дозируя юмор, общественный темперамент, личные переживания… Это реальное отражение ваших будней, настроения или все-таки роль, позиционирование? — Спасибо на добром слове! Свою страничку на Фейсбуке я веду прежде всего потому, что это интересно мне самой. Знаете, такая личная летопись, в которую будет интересно заглянуть спустя какое-то время. Я отдаю себе отчет, конечно, что ее читают не только мои друзья, поэтому слово «дозировать» вы употребили абсолютно правильно. Все, что там выкладывается — это отпечатки или отголоски реальных событий моей жизни, но там выкладывается далеко не все. — Недавно вы разместили на своей страничке смешное стихотворение о ночных подходах к холодильнику. Вы действительно — «темноед»? Судя по фигуре этого не скажешь. — Сейчас будет шокирующее признание! Да, я темноед! И поскольку все мои песни, как правило, основаны на биографическом материале, Гимн Темноедов — не исключение. Я действительно придумала припев «Ты лопнешь! Опухнешь! Уйди скорее с кухни!», который поется на мотив «Эль пуэбло! Унидо!», доставая из холодильника котлеты и разогревая их в полпервого ночи. А что было делать? Они так жалобно звали меня в ночной тишине… Да, это случается. Но, знаете, на каждых гастролях я теряю порядка полутора-двух килограммов. Просто конституция такая: я люблю покушать, но лишнее быстро сгорает. Это генетика — и еще немножко труда. — Еще о еде. Вы выкладываете на своей страничке всякие оладушки, сплетенные в причудливые восьмерки. Действительно сами готовите? Чем заменяете санкционные продукты? — Я люблю готовить, когда есть время и настроение. Я в этом смысле дилетант, который не боится осваивать новое — тем более, что у меня дома всегда есть благодарные жрители, которые с энтузиазмом приветствуют мои эксперименты. Тажин из курицы с тыквой и курагой? Бириани с креветками? Отлично, давай-давай. Самый косный у нас мой младший сын, он с опаской относится к новым вкусам, экзотическим пряностям и всему на свете предпочитает макароны. При этом оптимальной едой я считаю все-таки всякие творожные запеканки и мясо или рыбу с овощами, а не мучное. А сама люблю хороший стейк — или (мечтательно) запеченную баранью ногу… Вообще, мы почти всеядные — за исключением глютамата, майонезика и крашеных газировок, которые просто не покупаем. Каких-то жутких последствий санкций на себе не ощутили — так получилось, что хамон с пармезаном никогда не составляли основу нашего рациона. Кроме того, они ведь потихонечку все равно как-то просачиваются обратно, — не пробовали еще белорусское чоризо? А вообще, трудно испугать дефицитом камбоцолы людей, которые выросли в Советском Союзе и растили детей в 90-е, правда. При этом я, конечно, всеми силами души хочу, чтобы все эти санкции были отменены и чтобы мы снова вернулись в цивилизованный мир. — Экономический кризис вас коснулся? Вы ведь философ по образованию, как философски воспринять ситуацию, когда деньги в одночасье обесцениваются и завтрашний день совершенно непредсказуем? — Знаете, мне дико трудно философски воспринять этот кризис. Мне очень жаль, что рублевые сбережения у всей страны, и у меня в том числе, вмиг обесценились практически вдвое. Но поскольку мы на это повлиять уже никак не можем — ок, надо действительно это просто принять как данность. Осенью и особенно зимой у людей была просто паника. Знаю, что в Москве у многих прокатчиков случились реальные проблемы, — потому что люди на какое-то время просто притихли и перестали ходить на концерты, большие залы «горели». Региональные промоутеры также были скептичны относительно весны. Тем не менее сейчас я просто не могу ни на что пожаловаться, тьфу-тьфу. В городах пока ни один концерт не слетел. На презентацию альбома «Куклы»  почти все билеты проданы за неделю до концерта. Наверное, все поняли, что небо пока не рухнуло. Ну, а потом, мы как коллектив никогда не были переоценены, — я сама побывала в шкуре организатора на проекте «Детская площадка» и хорошо понимаю, как устроена эта экономика. Мы не стали требовать с наших прокатчиков, чтобы они компенсировали нам разницу в курсах валют, потому что знаем: наши зрители платят за билеты рублями. Может быть, именно поэтому и не остались без работы.  — Не кажется ли вам, что кризис — еще и отрезвляющая история: люди вместо 20 пар туфель покупают одну, но нужную, они начинают искать в себе новые способности и таланты, придумывают дерзкие стартапы, низкобюджетные проекты и вообще больше начинают развиваться — изучают языки, ходят на курсы, приобретают вторые профессии, больше читают, меньше потребляют… Что вы об этом думаете? — История про кризис как отрезвление, имеет смысл: действительно, Москва долго была городом какого-то безумного, безудержного потребления. В Европе умеют считать каждый цент, и это не считается плохим тоном. Это, правда, хорошая привычка. Но нам очень трудно ее освоить, — хотя бы потому, что Европа долго живет в стабильных деньгах, а мы уже не первый раз видим, что деньги могут просто сгореть вместе с банком; отсюда такая импульсивность в тратах. Я сама этим грешила, убеждая себя в том, что хорошая косметика, новые туфельки или платье, это же не «трата», это же «инвестиция», правда? Я же знаю фразу «неужели же я не заработала себе на талассо-терапию?» Теперь придется придумывать какие-то другие фразы, потому что реальность изменилась, — и будет продолжать меняться. — Вы признавались, что альбом «Куклы» вам финансировал богатый поклонник. Скажите, не испытываете ли вы определенную зависимость — как Чехов с его «ласковым врагом» издателем Сувориным? — Нет, у нас сразу как-то так были расставлены все точки над i, что я не чувствую себя связанной по рукам и ногам. Мы познакомились, человек сказал, что он почитатель моего творчества и хотел бы помогать, — и эта помощь была с огромной благодарностью принята. Если бы он сказал, что влюблен, ситуация была бы гораздо сложнее. Но, к счастью, это не так. — Как менялись ваши литературные, кино- и музыкальные предпочтения? Без каких произведений не было бы вас как личности? — Лет в 14, когда я начала ездить в литературную студию на Ленгоры, я завела толстую тетрадь, и первым делом переписала туда «Балладу поэтического состязания в Блуа» Франсуа Вийона. «От жажды умираю над ручьем, смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя. Куда бы ни пошел, везде мой дом, чужбина мне — страна моя родная»… Помню ее наизусть до сих пор! И боюсь, что строки «Я всеми принят, изгнан отовсюду» так впечатались в мою подкорку, что во многом определили мою судьбу. Вот без этого стихотворения я точно была бы другой. Ну, и еще без сотни-другой стихотворений поэтов Серебряного века: Мандельштама, Гумилева, Блока. А потом — Бродского. Без Вертинского. Без Утесова с его «театральным джазом». Без фильмов Боба Фосса. Я долго могу перечислять. Потому что это все та почва, из которой я выросла. И хотелось бы, конечно, продолжать расти всю жизнь, сохранив способность удивляться и очаровываться чужим искусством. — В вашей жизни были трудные этапы — и авария,  и физические проблемы, в том числе со связками, и болезнь ребенка… Понятно, что из каждой ситуации был свой выход, и все-таки, как устоять в период таких жизненных испытаний? Что главное — вера, чувство юмора, поддержка близких, расчет и планирование… или все-таки музыка? — Музыка меня всегда сопровождала по жизни, но одной только музыки мало для того, чтобы спастись в какой-то страшный или сложный период жизни. Юмор тоже, знаете, не всегда работает; если у тебя при контузии нервного сплетения адовы боли, которые продолжаются 24/7, как только заканчивает действовать обезболивающее — тут не до смеха. Совсем. Спасло меня то, что я верующий человек, — и в ответ на мои молитвы всегда рано или поздно приходила помощь. Всегда появлялся рядом человек, который меня буквально за руку вытаскивал из беды. Это была армянская целительница, которая вернула мне правую руку. Это была моя наставница по ци-гун, невероятно сильный и мудрый человек, научивший меня видеть в каждой трудной ситуации урок. И задавать не только вопрос «за что?», но, главным образом, вопрос «для чего?». Для чего это пришло в мою жизнь? Вот тогда здорово меняется оптика, и ты каждого, кто тебя вроде бы ранит, начинаешь воспринимать как учителя. Что-то он такое тебе объясняет, как может, иногда по-плохому, чего ты по-хорошему понять никак не можешь. Это бывает очень больно, это ужасно трудно, — но это работает. И тогда ты можешь пройти эту ситуацию. И простить тех, кто тебя ранил. Притом по-настоящему простить, — так, чтобы продолжать общаться, и делать это легко. — Вы недавно рассказывали, что история развода подруги так потрясла, что вы написали душераздирающую песню «Подруга плачет…». У вас тоже есть опыт разводов, и вы расставались цивилизованно. Как этому научиться? — Понимаете, надо уметь разговаривать друг с другом. Я вижу много союзов, где каждый словно создал себе свою собственную непроницаемую реальность и ходит в ней, как в скафандре. Конечно, потом однажды этот скафандр разбивается и обнаруживается много всего неприятного. Но просто у космонавта давно не было обратной связи. Наши отношения с Леней, отцом моего младшего сына, спасло то, что каждый из нас честно говорил о том, что чувствует. Мы обсуждали наши проблемы, пытались найти решение. Мы делились друг с другом. В конце концов, то, что брак не складывался так, как мы мечтали, было нашей общей проблемой. В психологии это называется «делать я-сообщения» («мне плохо», «я чувствую себя одиноко», а не «ты козел», «ты виноват»), а потом проявлять активное слушание: я правильно понимаю, что ты имеешь в виду то-то и то-то? Тогда у вас всегда будет возможность диалога. Вы будете чувствовать себя в одной лодке, — да, она терпит крушение, и тут надо не проклинать друг друга, а делать все, чтобы спасти третьего пассажира, ребенка. А вот история моей подруги меня действительно просто в клочья разодрала. Ну просто это была самая, как нам всем казалось, стабильная и счастливая семья в моем дружеском кругу. И не то меня потрясло, что он ушел, увы, это случается сплошь и рядом. Меня потрясла одна вещь, которую он при этом сделал. Подарить жене на день рожденья, уже встречаясь с другой, совместные уроки танго, о которых она мечтала всю жизнь, и приходить потом на эти занятия, танцевать с ней, принося на себе запах другой женщины… Не понимаю. Зачем надо было это делать? Чтобы что? Почему было не подарить, не знаю, красивую вещь? Мне кажется, это безумно жестоко. И это ее ранило больше всего. И тем не менее она не может смириться с тем, что их союз распался, она никак не примет этот факт. Все ждет, что он вернется. Это очень мучительно. Я говорю ей: прости его. И отпусти! А она спрашивает: КАК отпустить? У меня не получается! Мы прожили вместе 25 лет! Ну то есть, нет у нее принятия ситуации, есть протест и агрессия. И ничего не помогает. Я злюсь и говорю: слушай, ну вот кто из нас воцерковленный человек? Бог тебе дает это испытание, а ты его отпихиваешь и говоришь: а ну сделай все, как было! Ты зачем бунтуешь против Божьей воли? Все, вы расстались. Это больше не твое. «Нет, он вернется». И круг замыкается. Я говорю: у тебя есть шанс попытаться понять что-то важное. Ты жила всю жизнь для него — а теперь судьба тебя учит жить для себя. Учит по-плохому. Но выбора-то нет. Надо начинать жить самой; мы, друзья, рядом, мы поможем, но решиться за тебя мы ни на что не можем. Слушает, кивает. Потом поднимает на меня несчастные глаза и говорит: «я не могу перестать его ждать». Боже, ну что вот тут сказать? Я ж не ясновидящая… придет он или нет, не знаю. Говорить легко, а вот облегчить страдания своей подруге у меня пока так и не получилось. Хоть иди учись на психотерапевта. Печально это все. И песня такая же получилась. — Вы недавно вышли замуж и очень сегодня счастливы. От души за вас рада! Есть простой рецепт: как с возрастом сохранять в себе желание влюбляться и где искать «женщинам за» хороших мужей, где это сказочное место? — Знаете, я никого не искала. Больше того, я так устала за несколько лет от попыток сохранить наш распадавшийся союз с Леней, что, когда мы все-таки расстались, внезапно почувствовала: Боже, я свободна. Свободна! У меня есть дети, любимое дело, друзья, у меня есть я, в конце концов! мне надо себя приводить в порядок — вот запишу альбом и поеду на семинар по ци-гун; поеду в фитнес-тур танцевать на море! Много было планов!  И тут Саша пришел ко мне домой брать интервью про моих собак для журнала «Друг», он тогда был его главредом. [ /2008.jpg ] Когда за ним потом закрылась дверь, я подумала: «Какой прекрасный. Какой прекрасный! Ну ладно, мне сейчас об этом думать некогда, у меня запись на носу». И засела в студию. Саша писал смски и звал к себе на конюшню поездить в полях, я в интервью ему сказала, что была помешана на лошадях и занималась на ЦМИ, — а у меня были то барабаны и бас, то гитары, то духовые, то вокал. И мне было некогда и некогда и некогда, я же сама себе продюсер, в студию ныряю с головой. И еще, мне внезапно было как-то очень хорошо самой с собой. Какое-то я поймала в себе «шанти-шанти», мир и гармонию. Наверное, теперь надо признаться, что это и был главный секрет. — Какой ваш новый брак, что в нем главное, какие ошибки семейной жизни научились не повторять и как влияют на него ваши частые разъезды, обед кто готовит семье в это время? — Ой, если начну рассказывать, мы точно никогда не закончим этот разговор (смеется). Самым трудным для меня было вот что: я так долго выстраивала себя как независимую единицу, что перейти к нормальному, полноценному парному существованию было для меня большой проблемой. Я очень боялась начать зависеть от него. От него, вообще-то,  приятно зависеть, он настоящий мужик, который умеет брать ответственность на себя. А у меня страх зависимости. Страх потери свободы. Вот это было сложно. Были моменты, когда мне приходилось спрашивать себя: что тебе дороже, твоя полная свобода или этот человек? Оказалось, что именно этот человек мне безумно дорог, а больше я ничего про это говорить не буду, чтобы не сглазить (смеется). Обедами у нас несколько раз в неделю занимается наша домашняя волшебница — когда она пришла к нам в первый раз и спросила: «А где у вас молотый мускатный орех?», я тут же в нее вцепилась двумя руками. Но если у нее выходной, Саша и сам потрясающе готовит. Нет, все, молчу. (улыбается). — Ваш проект «Детская площадка» все время обрастает новыми подробностями — вот уже и совместное творчество с Паулсом наклевывается, и детские вопросы вы собираете… Что вас подвигает на эту работу? — Да, если все срастется с детскими песнями Паулса, это будет очень красиво. Они дивные! Мы знаем только «бабушку рядышком с дедушкой», и «за печкою поет сверчок», — а там сундуки с сокровищами, десяток-другой альбомов. Это большая работа, летом закончу сезон и буду заниматься переводами. Все просто: петь и записывать детские песни, как оказалось, большое счастье. Это невероятно интересно, придумывать музыкальные миры для каждой песни, населять их звуками. Смотреть, как дети реагируют. Мне хочется занять своего внутреннего ребенка полезным делом (смеется). А начиналось все с того, что я искала новую детскую музыку для маленького Дани и поняла, что если я хочу для своего ребенка альбом мечты, который он сможет и слушать, и рассматривать, — надо делать все самой. — Вы завидуете сегодняшним детям, которые рождаются с гаджетами в руках? — Нет, не завидую! Они растут в очень агрессивной информационной среде, которая сильно давит на мозг обилием данных, большая часть которых — просто шлак. Я не видела пока статистики о том, как, скажем, соцсети влияют на обучаемость — хотя в Штатах уже есть данные о лавинообразном росте диагноза СДВГ (синдром дефицита внимания и гиперактивность), и кривая этого роста коррелирует с распространением гаджетов. Похоже, традиционные образовательные методы придется как-то адаптировать под новую реальность. Мы еще имели навык концентрации на довольно длинных текстах. Но смогут ли нынешние школьники физически осилить Жюль Верна? А завтрашние студенты — Платона и Аристотеля? Вопрос. Неужели их однажды придется издавать в виде комиксов? С одной стороны, любая информация вроде как стала доступна в один клик. А ну как у вас отрубится доступ в интернет? Что останется в голове? Тоже вопрос. — Вы говорили, что вас пугает детский «Голос». Не готовы пересмотреть свое отношение к проекту? — Я недавно посмотрела целиком один из выпусков, и в те моменты, когда дети пели детский репертуар, это было здорово. В проекте есть совершенно чудные, талантливые и харизматичные дети. Но мне правда кажется, что давать им исполнять взрослые песни несообразно ни хорошему вкусу, ни вообще здравому смыслу. — В вас как-то все органично — слова, музыка и сценический образ… Как вы для себя решаете, в каком образе предстанете перед зрителями? Почему-то вас невозможно представить с силиконовыми губами… — Про губы есть смешная история. Маленький Данька ужасно плохо спал, мы за полгода превратились просто в зомби, и однажды я посмотрела на себя в зеркало и поняла, что это конец, что мне надо срочно что-то с собой делать. Записалась в первый попавшийся салон красоты к косметологу, и первое же, что она мне предложила при встрече — а давайте уколем в губки рестилайн! Я в ужасе отказалась, и это ее настолько удивило, что она сказала: ну ведь хорошо же, когда объемчик, почему не хотите? «Мои губы дороги мне как память!» — выпалила я, и это ее почему-то убедило. А что касается образов, то, думаю, некая андрогинность была мне прямо таки суждена: я начала носить фрак еще в Театре МГУ, а потом, когда мы с Сашей Скляром делали программу песен Вертинского, я заказала себе свою первую фрачную пару. Это одежда-доспехи, она и выстраивает тебе осанку, и защищает. А родом фрак, как ни странно, из верховой езды, это классическая парадная форма для выездки, музыканты ее просто позаимствовали у конников. Так что это моя любимая одежда аж по двум причинам (смеется). — Один из серьезных этапов вашей жизни — мюзикл «Веселые ребята». Недавно вся страна обсуждала сериал Первого канала «Орлова и Александров», в котором в том числе показывалась история создания «Веселых ребят». Вы смотрели сериал? Какое впечатление от проекта и от Олеси Судзиловской, сыгравшей Орлову?  — Судзиловская — красавица и прекрасная актриса, но для этой роли, вообще-то, надо уметь петь. Ну просто у профессиональных вокалистов совершенно особенная артикуляция, и Орлова в этом смысле просто наглядное пособие. И в этом стоило бы быть точной. А вообще, меня радует интерес к этой теме, может быть, теперь кто-нибудь полезет в гугл и разыщет «Волгу-Волгу» или «Веселых ребят». — Какое у вас отношение к Орловой, вы ведь в нее с детства «играли»? — Любовь Петровна — мой кумир, и уже понятно, что на всю жизнь. Квинтессенция женственности, обаяния и таланта. Ни на йоту мое детское обожание не потускнело, — а зная, как она жила, я только больше ее уважаю. — Почему в обществе такой запрос на байопики, на старые времена — все эти стиляги, оттепели, фарцовщики? — Наверное, потому, что это более-менее понятные времена: мы знаем, как была устроена жизнь, какие были правила игры. Про нынешнюю жизнь нам непонятно ничего, она непредсказуема, — поэтому нам хочется хотя бы на что-то опереться, побыть в ощущении «мне это знакомо, я владею этой ситуацией». — У вас тоже очень олдскульное звучание, почему — это стильно, винтажно, или вы себя ощущаете человеком из «тех» времен? — Саунд — это просто инструмент. Вот альбом «Куклы», презентация которого пройдет 17 апреля в ММДМ, как и «Книга Песен», стопроцентно олдскульные, а для «Шелка» мы использовали все богатство современных технологий. Это всегда зависит от твоей задачи. —  Вас называют самой интеллектуальной артисткой. Именно по этой причине вас так мало в телевизоре? — Этот ярлык «певицы для умников» ко мне намертво приклеился после моего первого появления в Летней серии игр «Что? Где? Когда?», — и примерно тогда мне уже стало понятно, что стадионов моя музыка собирать не будет. Мне кажется, многие мои песни могли бы быть в ротациях, если бы хотя бы часть спонсорских бюджетов я тратила не только на студию, но и на продвижение. Надо, пожалуй, начать ходить как все, по камням (смеется).  — Вы себя ощущаете частью шоу-бизнеса? — Шоу-бизнес — это скачки на ипподроме, гонка за статусом и деньгами. А я где-то рядом, в сторонке, на полянке, занимаюсь, если продолжать аналогию, тем, что в вестерне называется «плежер», от английского pleasure. Я правда делаю только то, что мне нравится. Самое поразительное, что при этом у меня есть своя публика, что моя музыка кому-то нужна, кого-то она спасает. Мне пишут такие письма, что можно расплакаться от счастья. Значит, все не зря. Беседовала Илона Егиазарова

 Фото: пресс-служба «Радио Шансон», Фейсбук Ирины Богушевской